Галина Вишневская: "Прекрасная музыка спасет человека от одичания"
Опубликовано: 28.08.2018
Галина Вишневская
Великая певица в интервью “Московским новостям” – о Центре оперного пения, современной режиссуре и семейных устоях.
Чем была занята Галина Вишневская по мере приближения к дате своего 80-летия – 25 октября?
Тридцать дней снималась в фильме Александра Сокурова о Чечне – в разгар жары, в экстремальных полевых условиях. Десять дней вместе с учениками гастролировала в Тбилиси и Баку, представляя два лучших спектакля своего Центра оперного пения (“Царскую невесту” и “Иоланту”) плюс концертную программу.
Работала над репертуаром юбилейного вечера к 100-летию Дмитрия Шостаковича, на котором ее ученики исполнили четыре вокальных цикла на слова Саши Черного, Александра Блока, Марины Цветаевой, “Из еврейской народной поэзии” (эту программу, включая беседу с Вишневской, повторило радио “Культура”).
Вела подготовку к проведению учрежденного к ее юбилею “Первого Открытого Международного конкурса оперных артистов Галины Вишневской”, прослушав записи почти двухсот певцов. Конкурс завершится торжественной церемонией награждения лауреатов и гала-концертом в честь примадонны в Доме музыки.
В чем сила притяжения Галины Вишневской, красавицы, умницы, личности гордой и строптивой, жертвенной и непримиримой? В ее таланте и ее судьбе. Легендарная супруга легендарного Ростроповича прошла путь от блокадного детства и первых концертов на кораблях и подводных лодках (за которые с нею расплачивались стаканом спирта и тарелкой супа) до триумфальных выступлений на сцене Большого театра и мировой славы.
Триумфы сменились изгнанием из страны и лишением гражданства, за которыми последовали нелегкие годы самоутверждения на Западе, мучительно сложное возвращение домой и обретение нового амплуа – учителя и наставника молодых певцов. Созданный ею Центр оперного пения в Москве считается одним из самых крупных и успешных культурных проектов в России. И потому, когда я спросила у Галины Павловны, какой главный подарок она подготовила себе к юбилею, певица, не задумавшись, гордо сказала:
– Конечно, это моя школа.
– Не поездка в Грозный на съемки фильма о Чечне?
– Нет-нет. Именно – моя школа. Потому что самое главное – научить молодого артиста выходить на оперную сцену. Ведь студенты приходят в театр из консерваторий и музыкальных училищ, в сущности, не умея ничего. Дай Бог, если в консерватории певец освоит вокальную технику – считай, вытащил выигрышный билет. Но это еще не артист. Приходя в нашу школу (по конкурсу!), молодой человек получает возможность подготовить за два года, допустим, три оперные партии и выступить в трех спектаклях на сцене – у нас есть свой театр. С таким серьезным репертуарным багажом можно с полным основанием претендовать на участие в спектаклях любого театра.
Оперным театрам, как правило, не до вчерашних студентов. Кто будет с ними там заниматься? В театр нужно приходить всесторонне подготовленным, имея опыт работы с режиссером, дирижером, концертмейстерами, педагогами по актерскому мастерству и т.д. Все это дает наш Центр оперного пения. Мы учим всему, что необходимо оперному артисту: танцам, движению, иностранным языкам. Сегодня это надо знать. Мир открыт.
– Не разочаровались ли вы в своем методе формирования оперного артиста? Что дала вам эта практика как педагогу и руководителю учебного процесса? Ведь и для вас это был отважный, но все же рискованный эксперимент…
– Я утвердилась в своем мнении: то, что мы делаем, – самый правильный путь для подготовки молодых певцов к оперной сцене. Я вижу это с позиций собственного опыта. Я начинала в 17 лет. Моей “консерваторией” была сцена. Наша школа – единственный реальный путь помощи молодым артистам. Не стажерские группы при театрах, где они отсиживаются и ничего не делают. У нас же – сцена и оркестр. Оркестровая яма! Театр, где студенты могут иметь практику.
Их никогда не выпустили бы на сцену в главных ролях великих опер – в “Царской невесте”, “Риголетто”, “Фаусте”! Никогда в жизни их не подпустили бы к таким спектаклям. У нас они имеют возможность почувствовать дыхание зала и масштаб сочинения, в котором поют.
– В одном из недавних опросов столичных музыкально-театральных критиков вас назвали “Персоной сезона” – вы “фактически подняли в Москве новый театр”.
– Мы стремимся продолжать лучшие традиции хорошего русского театра. Как это всегда было принято в России. Сохранять дух эпохи, уважение к автору, показывать оперу так, как она написана. Возможно, тому, кто ищет экстраординарной новизны, это не нравится. Надоели, мол, старые постановки в старых традициях. Так не ходите в наш театр. Здесь никто хулиганить не будет. Никогда! Ни один режиссер. Здесь не позволено издеваться над авторами.
Мне нередко говорят: “Галина Павловна, невозможно больше слушать и смотреть в оперных театрах то, что там ставят”… Я-то считаю: если так дальше пойдет – оперные театры надо закрывать. Вы утверждаете, что на “традиционные” постановки публика не пойдет? Уверяю вас: пойдет. Только петь надо в этом театре. Петь надо! И вот этого добиться гораздо труднее, чем пригнать трактор в “Фаусте” или велосипед в “Травиате”, одеть Бориса Годунова в униформу Николая II или положить на сцену голых девок… Разве может быть скучно слушать музыку “Евгения Онегина” или “Фауста”?
– Тем не менее “рациональная режиссура”, как ее называют, увлеченная актуализацией классики, дошла и до Большого театра. На новую постановку “Евгения Онегина” вы реагировали предельно резко, отказавшись праздновать на Новой сцене Большого свой юбилей.
– Я не могла поступить иначе. Я сидела на премьере “Евгения Онегина” в первом ряду партера. То, что я увидела и услышала, возбудило во мне одно непреодолимое желание – подойти к оркестровой яме, хлопнуть рукой по барьеру и крикнуть: “Молчать!” Как я сдержалась, не знаю…
Ведь это откровенное и бесстыдное падение искусства: в сцене ссоры Ленского и Онегина заставить хор “ржать”, как лошади, заглушая оркестр; высадить Ленского в мерзком козлячьем тулупе в сцене дуэли, которой по сути не будет. А трагическую арию “Куда, куда вы удалились, весны моей златые дни” Ленский поет посреди уборки после пьянки, вокруг ходят тетки с грязными тряпками. И это после так называемого бала Лариных. Боже мой! Залезть в святая святых нашей души! Ведь именно Ленский – душа оперы.
Пушкин в свои 25 лет, создавая образ Ленского, словно предвидел свою смерть. Все великие русские певцы выходили на сцену Большого театра в этом образе – Собинов, Козловский, Лемешев… И со всем этим расправиться? Режиссер, по сути, исказил смысл романа. Онегин, получается, не убил друга на дуэли (какое-то ружье выстрелило случайно!). А чего же Онегин странствовать поехал, на курорт, что ли? Но слов из арий не выкинешь. И вот Онегин поет свое ариозо “Убив на поединке друга” за столом с бокалом в руке. А Гремин с другого конца стола исполняет свою арию для гостей: “Любви все возрасты покорны”… Маразм.
– Центр оперного пения Галины Вишневской открыл пятый сезон. Что у вас в планах?
– Собираемся ставить оперу “Кармен” на русском языке. Сколько можно эти титры с переводами смотреть? Да и содержание они передают лишь приблизительно. Героиню будет петь Оксана Корниевская.
– Одна из самых одаренных ваших воспитанниц. Кто будет режиссером “Кармен”?
– Иван Поповски, он ставил у нас “Царскую невесту” и “Риголетто”. Талантливый, темпераментный человек, смелый и в то же время к опере как жанру относится с уважением. Дирижировать будет Слава Ткаленко, ученик Владимира Понькина. А художник, конечно, замечательная Алла Коженкова. Мы давно сработались, хорошо понимаем друг друга. “Кармен” мы планируем выпустить в феврале. А потом, знаете ли, хочу и “Онегина” поставить. Уже идет работа над этой моей любимой оперой Чайковского.
– Нынешним летом вы представляли спектакли и концерты Центра в Македонии, Голландии, Омске, Нижнем Новгороде, Тбилиси, Баку… Как прошли гастроли в Грузии?
– Замечательно. Просто блестяще. Нас пригласили показать свои спектакли на сцене Театра оперы и балета имени Захария Палиашвили. Театр на тысячу с лишним мест был переполнен. Билетов не достать. Мы сначала представили “Риголетто”, потом “Царскую невесту”. Нас поздравляли многие музыканты, художники, режиссеры; среди них композитор Гия Канчели, режиссер Роберт Стуруа… Ну и, конечно, были бесконечные грузинские застолья. Два раза в день. Все мы стенали от этого невероятного гостеприимства. И все сплошь, кто с нами общался, – все сожалеют о том, что происходит сейчас между Грузией и Россией. Но я уверена, что все это скоро наладится.
– Можно о личном? Вы когда-нибудь рыдали навзрыд? Не от отчаяния или обиды, а от потрясения искусством?
– Еще бы! Конечно! В театре рыдала как не знаю кто: Помню спектакль Театра имени Вахтангова “Сирано де Бержерак”. Я смотрела его в Минске, где театр был на гастролях, с Астанговым в роли Сирано. И вот когда он читал стихи под балконом Роксане “Ты знаешь, что такое счастье?” – я в голос рыдала. Сидела, закрыв рукой рот, чтоб не слышали соседи. Это было, кстати, в том году, когда я поступала в Большой театр, в начале 50-х.
– А от музыки таких потрясений не было?
– Меня потрясти музыкальными впечатлениями трудно. Я ведь имею счастье 50 лет общаться с гениальнейшим музыкантом и слушать его постоянно. Потрясти меня после Ростроповича уже невозможно…
– Как вы ужились? Такая длинная жизнь. Такая сумасшедшая судьба. Такие катаклизмы в переломную эпоху России.
– Знаете, что я вам скажу? Вот говорят: любовь, любовь. Любовь движет всем… Нет! Что для меня важно в жизни? На чем держится моя мораль? ВЕРА – ЧЕСТЬ – ДОЛГ. У нас со Славой есть герб, на котором написан именно этот девиз. Вот что для меня значит жить. Человек должен знать, ради чего он живет. Понимаете? Ты ДОЛЖЕН!!! И кончен разговор. Без всяких вопросов – почему? Есть же заповеди: не убий, не укради и т.д. Так слушай и делай, если ты живешь на этом свете. Особенно когда прожита долгая жизнь, люди должны иметь чувство ответственности друг перед другом. А в браке особенно: муж – перед женой, жена – перед мужем.
В молодости всякое бывает, ветер гуляет в голове. Но надо держать себя в руках, соображать, что ты делаешь. Ведь семья! Вот и все! А любовь?.. Это чувство переходит в другое – еще более сильное, чем любовь. Могу вам признаться: я всегда хотела и хочу жить по домострою. Мужчина должен быть кормильцем, хозяином в доме, со всей ответственностью за семью. А как иначе? Даже если ты сильнее, ты должна сделать так, чтобы мужчина чувствовал себя сильным.
Не надо талдычить, что “коня на скаку остановишь”… Не хочу! Хочу быть слабой! Слабой быть хочу – понимаете? И пусть меня пожалеет мой муж. Не кто-нибудь (я жалости терпеть не могу), а муж. Это замечательное слово – “жалеет”! Жалеть – значит сочувствовать, понимать твои проблемы и заботы. Если припрет, русская женщина не только коня – слона на скаку остановит, но в повседневной жизни эту привилегию должен иметь мужчина. Вот что важно для семьи.
– Галина Павловна, у вас со Славой две дочери и шесть внуков. Обе (старшая Ольга – в Нью-Йорке, младшая Елена – в Париже) живут во втором браке. Как вы отнеслись к увлечениям дочерей, их выбору спутников жизни? Вы вмешивались в это?
– Нет. Я знала, что это бесполезно. БЕСПОЛЕЗНО! Я только сказала Елене: знаю, ты выходишь замуж, но он тебе не пара. Когда Ольга решила выйти замуж, я сказала то же самое: не пара он тебе. Отговаривать не буду, не ждите. Запрещать тоже не буду – не дождетесь. Елене я сказала: хочешь – выходи! Об одном только прошу: чтобы три года не было детей. Узнайте сначала друг друга. Потом – можете…
– Разве Елена выдержала эти три года?
– Да, выдержала… А Ольга через полгода вообще разошлась с мужем. Он был пианист. Все это происходило в Америке, после окончания Джульярдской школы… Второй брак Ольги с французом оказался более удачным: у них двое сыновей. А Елена разошлась с первым мужем, скрипачом, немцем (с которым они вместе учились) уже после того, как родились двое детей… Словом, моя позиция такая: сами за себя отвечайте. Я никого не учу, не морочу никому голову. Все равно свои мозги никому не вставишь.
– Слава Богу, у Елены сложилась хорошая семья с итальянцем. Теперь у них четверо детей.
– Она счастлива с этими детьми. Она живет так, как ей нравится. Я не могла рожать четверых. У меня был театр…
– У ваших внуков прорезались музыкальные гены?
– Более всего у самого младшего “американца”, сына Ольги, которого зовут Мстислав Геран-Гермес Ростропович. Он поет и хочет петь! Но и самый младший из сыновей Елены – Александр, которому уже 14 лет, любит музыку, играет на рояле, сам импровизирует и что-то сочиняет. Слава даже собирается устроить его серьезно учиться музыке.
– А где учатся старшие внуки?
– Анастасия, которой 16 лет, учится и живет уже второй год в Швейцарии, в очень хорошем пансионе, около Женевы. Приезжает в Париж на каникулы. А старшие сыновья Елены – Иван и Сергей – в Германии. Ивану уже 22 года, Сергею исполнилось 20, он в этом году оканчивает колледж. Надо, чтобы все они становились самостоятельными. Это принято за границей. Нечего за мамину юбку держаться!
– На каком языке вы общаетесь с внуками?
– На русском, но все они говорят уже с большим акцентом: родились и учатся за рубежом. Американские внуки говорят по-английски, по-русски и по-французски. Парижские – на немецком, итальянском, французском, русском, английском…
– И все они – ваши дочери, зятья и шестеро внуков – приедут в Москву к 25 октября, дню вашего юбилея?
– Да, все собираются. Буду счастлива их видеть всех вместе.
– Что бы вы сказали напоследок нашей молодежи?
– У бабушки моей были две заповеди: не воровать и не врать. Все остальные проистекают из двух первых. А музыкальной молодежи я бы посоветовала не сдавать позиций проходимцам от искусства! Не отдавать свое пространство в искусстве случайным персонажам – всем этим “рок-поп”, “фабрикам звезд”, которые во все щели лезут, куда только можно. Серьезные музыканты обязаны охранять и сохранять душу народа. Мы же знаем: МУЗЫКА, ПРЕКРАСНАЯ МУЗЫКА СПАСЕТ ЧЕЛОВЕКА ОТ ОДИЧАНИЯ! Как говорил Дмитрий Дмитриевич Шостакович: “Мы – солдаты Музыки!”.
“Московские новости” сердечно поздравляют Галину Павловну Вишневскую с предстоящим юбилеем.
Тамара Грум-Гржимайло, газета “Московские новости”
